«Красноречивый, как сорока…»
Красноречивый, как сорока,лесной костёр мне натрещал:– Не забывай своих начал,чтоб не раскаяться жестоко.
Несвоевременно, до сроказачем оставил свой причал,где ненавязчиво и строгородной прибой тебя качал?По глупости? По воле рока?
Теперь плетёшься одиноков неведомо какую даль.Там нет ни Бога, ни пророка —лишь бесконечная дорогаи беспредельная печаль.
«Всю жизнь твержу заученное впрок…»
Всю жизнь твержу заученное впрок:что свято место не бывает пусто,и в огороде выросла капуста,и в собственном отечестве пророкнелеп и неуместен. Назубокя знаю – в мире чуду места нету,поскольку нашу хрупкую планетуисследовали вдоль и поперёк,и привечают по фасону платья,и Бог не фраер, и все люди братья,и всякий овощ зреет в должный срок.
Шепчу невероятные проклятья,отчаиваюсь, падаю в объятьяспасительных четырнадцати строк.
«Мне хорошо за сорок. Листопад…»
Мне хорошо за сорок. Листопади склона жизни самое начало.Казалось бы, ничто не предвещалодуши моей стремительный разлад.
Она росла, что твой колхозный сад,где яблоки на радость винодела,не ведая закона и предела,и в недород и в урожай висят.
Теперь никак не повернуть назад —идущий по сомнительной дорогедо смерти обречён увечить ноги.Я проиграл в два хода. Шах и мат.
Отцом клянусь, ползучий буду гад:сонет – наркотик и сильнейший яд.
«При входе каждый вытянул свой фант…»
При входе каждый вытянул свой фант.
Друзья мои, я слабый утешитель,и потому – хотите ль, не хотите ль —признайте очевидный этот факти подпишите с вечностью контракт.
А кто же я? Школяр или учитель?Заблудшая овца или спаситель?Мастеровой или негоциант?Созвучных слов ловец и укротитель,я только лишь поэт – на треть мыслитель,на треть любовник, балагур на треть.
В который раз пришёл ноябрь. Слякоть.Когда б ни смех, осталось только плакатьили, что много хуже, умереть.
«Жизнь можно вычерпать до дна…»
Жизнь можно вычерпать до днадобычей хлеба и вина,но лучше просто жить беспечно,при этом понимать, конечно,всегда, в любые времена,что радость не продлится вечно,и что Вселенная однанепостижимо бесконечна.
А смертным дан удел такой:согласно общему законузабросим кеды за иконуи удалимся на покой,чтоб в сентябре по небосклонуплыть облаками над рекой.
«Наверно, я от поезда отстал…»
Наверно, я от поезда отстали навсегда остался на перроне.Сижу пенёк пеньком, как шут на троне.Вокруг шумит большой базар-вокзал.
Ревут фанфары, сломана сурдинка.Мы вольность променяли на устав.Куда ни плюнь – везде законы рынка,и каждый метит влезть на пьедестал.
О, Господи! Насколько я усталсмотреть на мир, где каждая снежинка —воды несостоявшийся кристалл,а не лебяжья лёгкая пушинкаиз ангельских перин и одеял.
Так кем я был и кем в итоге стал?
«Уйдя из дома в поисках страстей…»
Уйдя из дома в поисках страстей,ломаем шеи на альпийских тропах,сбоим на неудобных поворотах —об этом каждый выпуск новостей.
Я о другом. У света шесть частей.В Америках, Австралиях, Европахне перечесть оставшихся в сиротахи медленно стареющих детей.
Ещё мы не сносили башмаков,ещё шустрим с покупкой и продажей,но мама не спасёт от дураков,рубль не подарит, сказку не расскажети больше никогда уже не свяжетни свитера, ни шерстяных носков.
«Бывает, винопитием грешу…»
Бывает, винопитием грешу,но твёрдые имею убежденья —не стоит потреблять для вдохновеньямарихуану или анашу.
Бывает также, сам себя смешудурацким смехом, словно рыжий клоун.
Капризной музой в темя поцелован,я прошлое, как ветошь, ворошуи не стихи забавные пишу,а воздухом отравленным дышу,и вас не осуждать меня прошуза то, что я без пауз, во всё горло,как на рассвете кочет, голошу —мне грудь от восхищения распёрло.
«Родная, так и быть – я не Орфей…»
Родная, так и быть – я не Орфейпока что, но и ты не Эвридика.Мне было бы мучительно и дикос тобой блуждать по области теней.
Я – не поющий розе соловей.Обычно разговариваю тихоили пугаю треском, как шутиха.
По сути, я домовый воробей —люблю в окно чирикать на рассвете,люблю дурачить жирных голубейи на убой раскормленных свиней,люблю смотреть, когда творенья этине замечают сослепу и сдурумою провинциальную фигуру.
«Своя судьба любая хороша…»
Своя судьба любая хороша.Как можно ей пенять – не понимаюи каждый день с восторгом принимаю,рутину боязливую круша.
Пускай в карманах часто ни гроша,Евтерпу вероломно обнимаю,к сожительству дурёху призываю,как долларами, рифмами шурша.
Моя непостоянная душа,смиренница в самой своей основе,то просит тишины, то жаждет кровив неистовом порыве куражаи мается, когда не слышит в словехотя бы только эхо мятежа.
«Храм над рекою чудо как хорош…»
Храм над рекою чудо как хорошпод серым небом, за литой оградой.Меня там ждут и мне там будут рады.Покаялся бы, но туда не вхож.
Всё правильно, когда себе не лжёшьи на рожон не лезешь за наградой.Стою, смущён сезонною утратойв преддверии метелей и порош.
Внизу зажатый берегами Сожв своём стремленье к югу неустанномлежит, как меж Изольдой и Тристаномне меч, но обоюдоострый нож.
Какое счастье – здесь и вдалеке —жить в городе, стоящем на реке.
«Пряду века связующую нить…»
Пряду века связующую нить.Всё то, что было до меня разъятос какой-то целью кем-то и когда-то,я намертво могу соединить,лишь дайте до конца договорить.
Не нужно мне ни серебра, ни златаот вас – у самого ума палата.Учите ваших бабок щи варить.
Скажу: «Как знать», – послышится: «Казнить».Перепеваю песню то и дело.Уже достиг заветного пределаи отправляюсь в Рим гусей дразнить.
Игру словами можно длить и длить,но жажды всё равно не утолить.
«Ещё по мне скучает Персефона…»
Ещё по мне скучает Персефона.
В своём жилище с окнами на юги видом на Тельца и Орионао пору гололедицы и вьюгя всякий раз вполне определённоиспытываю радостный испуг,когда закономерно и законноЗемля условный замыкает круг.
Нависнув над перилами балкона,сморю в зеницы вечности сам-друг.
Спасаясь от разлада и расколаи душу охраняя от разлук,люблю ночное небо созерцатьи папиросным огоньком мерцать.
«Всё б Ариадне слёзы лить…»
Всё б Ариадне слёзы лить,обняв героя на дорогу,в морской пучине хоронитьего до времени, до сроку.
Ну, чем её развеселить?Чем успокоить недотрогу?Забавы ради сочинитьсонет? элегию? эклогу?
Так, развлекаясь понемногуневольной магией письма,я надоел себе весьма.
Пришла пора залечь в берлогу.А как вы думали? Зима…И хорошо. И слава Богу.
«Отечество, как чёрная дыра…»
Отечество, как чёрная дыра,в один присест глотает с потрохамипосмевших правоверными стихамине осквернить ни мыслей, ни пера.
О, Господи! Дожить бы до утрав своей шкатулке за семью замками,чтобы чуть свет подняться с петухами,не зная горькой участи Петра.
И дай мне силы избежать искуса,имея дар, продаться за талант(по-нашему – без малого два пуда).
Из жадности продешевил Иуда.Бездарный оказался коммерсант,а вспоминают чаще, чем Иисуса.
«Лишь только для того, чтобы извлечь…»
Лишь только для того, чтобы извлечьили смарагды, или изумруды(что суть одно, но не об этом речь),ворочать слов немыслимые груды.Перемывать отвалы. Плавить рудыжелезные. Хлеба и булки печь.А после в одночасье от простудыскончаться и под памятник залечь.
Мы на планете – плесень и парша.Нам через поколение едва липоверит кто-то, что и мы пылали,и стоили поболее гроша.
– Да, – скажут, – было тело. А была ливзыскующая вечности душа?
«Теряю выражение лица…»
